На другой день это было 7 января день иоанна крестителя орлов

7:37-38 Евангелист сообщает еще одно изречение Христа, с каким Он в последний день праздника Кущей обратился к народу. Так как евангелист называет этот день великим, то это, без сомнения, был седьмой день. На другой день – это было 7 января, день Иоанна Крестителя – Орлов после завтрака надел черный фрак и орден, чтобы ехать к отцу поздравить его с ангелом.

Что можно и нельзя делать в день Иоанна Крестителя 20 января, который называют Зимний свадебник

Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна: что значит торжество, молитвы дня, икона, смысл и главная суть даты для православных - в статье. это было 7 января, день Иоанна. Крестителя - Орлов после завтрака надел черный фрак и орден, чтобы ехать к отцу поздравлять его с ангелом. Нужно было ехать к двум часам, а когда он кончил одеваться, была только половина второго. (перенаправлено с «День Св. Иоанна в масонстве»). Масоны исторически празднуют два праздника святого Иоанна. Праздник Иоанна Крестителя выпадает на 24 июня и Иоанна Евангелиста на 27 декабря.

Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна Церковь празднует 20 января

В церковной традиции помимо Рождества честного славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, празднуемого 7 июля по (24 июня по ), принято отмечать и другие даты, в которые вспоминают Иоанна Предтечу. От дней Иоанна Крестителя и доныне Царство Небесное усилием берется, и употребляющие усилие восхищают его. Все пророки и Закон прорекли до Иоанна. Он есть Илия, которому должно прийти. Собор Иоанна Крестителя — Православный праздник, отмечаемый 20 января. Установлен в честь Иоанна Предтечи или Крестителя. Следует сразу за праздником Крещения Господня.

7 июля — Рождество честного славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна

В 1637 году Дёнхофф женился на Маргарете, дочери герцога Джона Кристиана Брига, чьи черты лица могут быть изображены на голове Иоанна Крестителя. Еще одно предложение для покровителя но с похожей датировкой - это король Польши Владислав IV Ваза годы правления 1632—1649 , назначивший придворного художника Штробеля в 1639 году. На картине изображен только герб князя-епископа, и, возможно, он находился в его дворце в Нысе. Старая пинакотека , Мюнхен Праздник Ирода, теперь приписывается Штробелю. К 1746 году картина находилась в Испанской королевской коллекции , принадлежащей Элизабет Фарнезе , королеве Филиппу V Испании и висели в «комнате, где едят их величества» в Королевском дворце Ла-Гранха-де-Сан-Ильдефонсо , который Филипп построил в 1720-х годах как летний дворец в горах недалеко от Мадрида. Филипп умер в том же году, и его преемник Фердинанд VI Испанский передал дворец и его содержимое своей мачехе.

В год ее смерти в 1766 году его инвентаризация все еще проводилась в Ла Гранха, но в 1794 и 1818 годах он был зарегистрирован в более новом Королевском дворце Аранхуэса. Попав в Прадо вместе с остальной частью испанской королевской коллекции, он долго не выставлялся на всеобщее обозрение. В 2000-х годах, когда была проведена реконструкция вокруг строительства нового крыла в задней части здания, было найдено пространство галереи для картины, которая теперь встречает посетителей, вошедших в новое крыло, когда они выходят из лифтов на первом этаже старого здания. Картина долгое время неопределенно приписывалась неизвестному фламандскому художнику, с предположениями, что Иоахим фон Сандрарт , Хендрик Гольциус или Бартоломей Шпрангер мог быть ответственным, или неизвестный художник из Лотарингии или Аугсбурга. Первое приписывание Штробелю было сделано в 1970 году Яромиром Нойманом, что было подтверждено Лоде Сегерс в 1987 году при стилистическом сравнении с Давидом и Вирсавией , подписанной Штробелем, теперь в бывшем замке Валленштейна в Мнихово.

Градиште , Чехия. Последующие сравнения с другими задокументированными работами Штробеля подтвердили эту атрибуцию, которая теперь кажется общепринятой. Мюнхенская версия На основании идентификации Прадо еще один праздник Ирода в Старой Пинакотека , Мюнхен , намного меньше, 95 х 73 см, также была приписана Штробелю, вероятно, с более ранней датой.

К реке Иордан для ритуального очищения приходило много народу. К ним и обратился Иоанн, говоря, что перед тем, как получить внешнее омовение, человеку нужно нравственно очиститься. Крещение Иоанна еще не было в полной мере таинством христианского крещения. Но за этим духовным приготовлением к нему обращались многие. Пришел на берег Иордана и сам Спаситель. Крещением Христа пророк Иоанн завершил и как бы запечатлел свое пророческое служение. Почему Иоанна Крестителя называют Предтечей "Предтеча" на старославянском языке дословно означает "тот, кто течет перед", "первопроходец". А прозвали Иоанна Предтечей за то, что он родился на полгода раньше Христа, то есть как бы предшествовал Ему. А также потому, что важнейшей частью служения Иоанна была проповедь о скором пришествии Мессии, Помазанника Божьего, обещанного Богом народу Израиля. Собор Иоанна Предтечи — история праздника и в чем его суть Собор Иоанна Предтечи — это праздник, который следует сразу после Крещения Господня. По православной традиции на следующий день после великих Господских и Богородичных праздников вспоминают святых, которые ближайшим образом послужили этому священному событию в библейской истории. Священники правят в этот день особую службу. А прихожане благодарят Иоанна Крестителя за его служение, которое проложило путь к приходу Иисуса Христа и засвидетельствовало его божественную природу. Традиции праздника Собора Иоанна Предтечи На Руси с самого утра было принято посещать церковную службу, на которой чтили Иоанна Предтечу, одного из величайших святых. После этого люди возвращались домой и садились за стол. По традиции начинали трапезу с освященной крещенской воды — считалось, что этот обряд зарядит здоровьем на целый год.

Все выпуски Небесная Заступница Программа о роли Богородицы и Её иконописных образов в истории России, о случаях Её заступничества за русских людей. Все выпуски Закладка Павла Крючкова Заместитель главного редактора журнала «Новый мир» Павел Крючков представляет свои неформальные размышления о знаковых творениях в современной литературе. В программе звучат уникальные записи — редкие голоса авторов.

Вместе с ней Пресвятую Деву Марию и воплотившегося в Ней Сына Божия приветствовал «играньми, яко песньми» и святой Иоанн, еще находившийся в утробе матери своей праведной Елисаветы. После рождения младенца наступил восьмой день, когда его принесли в Храм для обрезания. Родителей спросили, какое они нарекут ему имя? Все ожидали, что по традиции назовут сына во имя отца - Захарией, но Елисавета всем объявила, что имя будет Иоанн. В роду никого не было с таким именем. Затем первосвященник Захария в подтверждение слов своей супруги написал на табличке «имя ему Иоанн». В это же время он исполнился Духа Святаго, разверзлись его уста, и он пророчествовал о своем сыне Иоанне, как Предтече Господа. Рождество Иоанна Крестителя — великий праздник и великое событие, которое ждали также сильно, как заблудший путник ожидает утреннюю зарю, чтобы понять, куда идти.

День Иоанна Крестителя: почему 20 января нельзя бездельничать

При этом, а народе праздник принято называть также Ивана Купала и проводить очень шумно, следуя многим языческим традициям - пускать венки, прыгать через костер, водить хороводы. Уже выше я писала, что от излишеств празднования, согласно церковному уставу, нужно отказаться. А вот читать дома молитву Иоанну Предтечи не только можно, но очень рекомендуется. Чаще всего в этот день читается молитва на избавление от грехов.

Дворцов приняли участие в работе выставки-форума «Радость Слова» в Улан-Удэ В Храме Христа Спасителя пройдет церемония вручения Патриаршей литературной премии В Москве состоялась пресс-конференция, посвященная Патриаршей литературной премии Состоялось заседание Палаты попечителей Патриаршей литературной премии О проекте Патриаршая литературная премия имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия — ежегодная российская литературная премия, учреждённая решением Священного Синода Русской Православной Церкви по инициативе Святейшего Патриарха Кирилла 25 декабря 2009 года. Премия вручается с 2011 года и не имеет аналогов в истории Русской Православной Церкви и других поместных церквей. Oна призвана содействовать развитию взаимодействия Русской Православной Церкви и литературного сообщества.

Если будут письма и телеграммы, то каждый день приноси их сюда. Дома , конечно , скажешь, что я уехал и велел кланяться. Ступай с богом. Когда я вернулся домой , Зинаида Федоровна лежала в гостиной на софе и ела грушу. Горела только одна свеча , вставленная в канделябру. Приказали кланяться. Я пошел к себе в лакейскую и тоже лег. Делать было нечего , и читать не хотелось. Я не удивлялся и не возмущался, а только напрягал мысль , чтобы понять , для чего понадобился этот обман. Ведь так только подростки обманывают своих любовниц. Неужели он, много читающий и рассуждающий человек , не мог придумать чего -нибудь поумнее? Признаюсь, я был не плохого мнения об его уме. Я думал, что если бы ему понадобилось обмануть своего министра или другого сильного человека, то он употребил бы на это много энергии и искусства, тут же, чтобы обмануть женщину, сгодилось, очевидно, то, что первое пришло в голову; удастся обман — хорошо, не удастся — беда не велика, можно будет солгать во второй раз так же просто и скоро, не ломая головы. В полночь , когда в верхнем этаже над нами, встречая Новый год, задвигали стульями и прокричали «ура», Зинаида Федоровна позвонила мне из комнаты, что рядом с кабинетом. Она, вялая от долгого лежанья, сидела за столом и писала что-то на клочке бумаги. Выйдя затем на улицу, я прочел на клочке: «С Новым годом, с новым счастьем. Скорей телеграфируй, скучаю ужасно. Прошла целая вечность. Жалею, что нельзя послать по телеграфу тысячу поцелуев и самое сердце. Будь весел, радость моя. Я послал эту телеграмму и на другой день утром отдал расписку. IX Хуже всего, что Орлов необдуманно посвятил в тайну своего обмана также и Полю, приказав ей принести сорочки на Сергиевскую. После этого она со злорадством и с непостижимою для меня ненавистью смотрела на Зинаиду Федоровну и не переставала у себя в комнате и в передней фыркать от удовольствия. На другой день Нового года Зинаида Федоровна позвала меня в свою комнату и сообщила мне вполголоса , что у нее пропало черное платье.

Ехидна не причиняетъ ему вреда. Книга 6. Второе, — Петра. Третье, — также Петра. О таковыхъ Апостолъ говоритъ, что они чужды истины, и не знаютъ Бога. Учитъ, что таковые погибнутъ погибелью Содома. Книга 7. Изъ нихъ первое — къ Римлянамъ. Для сихъ-то народовъ онъ и переименованъ изъ Аврама въ Авраама. Но когда явилось означаемое, тогда, по необходимости, должно было прекратиться означающее. Четвертое, — къ Галатамъ. Пятое, — къ Ефесеямъ. Десятое, — къ Евреямъ. Тринадцатое, — къ Титу. Четырнадцатое, — къ Филимону. Книга 8. О спорныхъ книгахъ В. Это спорныя книги В. Спорныя книги Н. Петръ, но составилъ ихъ самъ Лука. На 1842 годъ.

Новости по теме

  • Рассказ неизвестного человека (Чехов А. П.)
  • Примеры предложений, как пишется января
  • Собор святого Иоанна, Предтечи и Крестителя Господня
  • Рождество Иоанна Предтечи: история, смысл и традиции праздника
  • У книжной полки. Александр Орлов. Креститель Руси. Книга для дополнительного чтения по истории
  • Иоанн Креститель и его праздники

Содержание

  • Что еще почитать
  • Что можно делать 20 января
  • Значимые факты о святом пророке и предтече Господнем Иоанне Крестителе.
  • День святого Иоанна в масонстве — Википедия

Рассказ неизвестного человека [Антон Павлович Чехов] (fb2) читать онлайн

Фото: unsplash. Иоанн Креститель — самый почитаемый святой после Богородицы. С его именем связано 7 праздников в году. Среди них — зачатие Иоанна Предтечи, рождение которого предсказал ветхозаветный пророк Малахия. Ираида Спорная считается праздником народного календаря. В 12-летнем возрасте Ираида стала монахиней.

Миссия пророка на этой земле - предсказать приход Господа Бога нашего и узнать среди тысяч людей сына Божьего, известить Вселенную о его пришествии. В Евангелии Иоанна Крестителя называют «голосом Божьим». И с этими целями своего земного пребывания он справился великолепно. Как умер Иоанн Креститель? Смерть Иоанна Предтечи была трагической. В то время Иудеей правил Ирод Антипа и у него была любовница Иродиада, которая приходилась супругой его родному брату. Такую связь Иоанн Предтечи публично осуждал. Коварная женщина добилась от царя, чтобы Иоанна отправили за решётку. Но этого ей было мало. На одном из дней рождений Ирода Антипы дочь Иродиады Саломея станцевала прекрасный танец. Правитель был восхищен грацией и легкостью дочери своей дамы. Иродиада подговорила дочь выпросить у Ирода подарок.

В то время Иудеей правил Ирод Антипа и у него была любовница Иродиада, которая приходилась супругой его родному брату. Такую связь Иоанн Предтечи публично осуждал. Коварная женщина добилась от царя, чтобы Иоанна отправили за решётку. Но этого ей было мало. На одном из дней рождений Ирода Антипы дочь Иродиады Саломея станцевала прекрасный танец. Правитель был восхищен грацией и легкостью дочери своей дамы. Иродиада подговорила дочь выпросить у Ирода подарок. Смысл его был ужасен - она пожелала смерти Иоанна Крестителя. Ирод Антипа дал согласие, Иоанну отрубили голову, и прекрасные руки Саломеи принесли блюдо с головой пророка. Головой того, кто крестил Иисуса Христа и кто известил мир о его пришествии. Кстати, по поводу этого трагического дня существует праздник Усекновение главы Иоанна Предтечи. Возмездие настигло всех троих, кто имеет отношение к смерти Иоанна Предтечи: Соломея провалилась под лёд, а сам царь и его любовница погибли во время землетрясения.

Как бы то ни было, Поля осталась у нас. После этого Зинаида Федоровна ни за чем уже не обращалась к ней и, видимо, старалась обходиться без ее услуг; когда Поля подавала ей что-нибудь или даже только проходила мимо, звеня своим браслетом и треща юбками, то она вздрагивала. Я думаю, что если бы Грузин или Пекарский попросили Орлова рассчитать Полю, то он сделал бы это без малейшего колебания, не утруждая себя никакими объяснениями; он был сговорчив, как все равнодушные люди. Но в отношениях своих к Зинаиде Федоровне он почему-то даже в мелочах проявлял упрямство, доходившее подчас до самодурства. Так уж я и знал: если что понравилось Зинаиде Федоровне, то наверное не понравится ему. Когда она, вернувшись из магазина, спешила похвалиться перед ним обновками, то он мельком взглядывал на них и холодно говорил, что чем больше в квартире лишних вещей, тем меньше воздуха. Случалось, уже надевши фрак, чтобы идти куда-нибудь, и уже простившись с Зинаидою Федоровной, он вдруг из упрямства оставался дома. Мне казалось тогда, что он оставался дома для того только, чтобы чувствовать себя несчастным. Вы привыкли по вечерам не сидеть дома, и я не хочу, чтобы вы ради меня изменяли вашим привычкам. Поезжайте, пожалуйста, если не хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой. С видом жертвы он разваливался у себя в кабинете в кресле и, заслонив глаза рукой, брался за книгу. Но скоро книга валилась из рук, он грузно поворачивался в кресле и опять заслонял глаза, как от солнца. Теперь уж ему было досадно, что он не ушел. А я соскучилась и пришла на одну минутку... Помню, в один из вечеров она вошла так же вот нерешительно и некстати и опустилась на ковер у ног Орлова, и по ее робким, мягким движениям видно было, что она не понимала его настроения и боялась. Вы очень образованны и умны. Это у вас какая книга? Орлов ответил. Прошло в молчании несколько минут, показавшихся мне очень длинными. Я стоял в гостиной, откуда наблюдал обоих, и боялся закашлять. Вы, пожалуй, станете смеяться и назовете это самообольщением. Видите ли, мне ужасно, ужасно хочется думать, что вы сегодня остались дома ради меня... Можно так думать? То есть вы хотите сказать, что счастливые люди живут воображением? Да, это правда. Я люблю по вечерам сидеть в вашем кабинете и уноситься мыслями далеко, далеко... Приятно бывает помечтать. Давайте, Жорж, мечтать вслух! Не поймешь, голова у вас болит или вы сердитесь на меня... Прошло в молчании еще несколько длинных минут. Прожила я у вас почти месяц, но мне кажется, мы еще не начинали жить и ни о чем еще не поговорили как следует. Вы всякий раз отвечаете мне шуточками или холодно и длинно, как учитель. И в шуточках ваших что-то холодное... Отчего вы перестали говорить со мной серьезно? Ради бога, Жорж... Но о чем? Жорж, я начну с вопроса: когда вы оставите вашу службу?.. Вы там не на месте. По убеждениям и по натуре я обыкновенный чиновник, щедринский герой. Вы принимаете меня за кого-то другого, смею вас уверить. Служба не удовлетворяет меня, быть может, но все же для меня она лучше, чем что-нибудь другое. Там я привык, там люди такие же, как я; там я не лишний во всяком случае и чувствую себя сносно. Если я подам в отставку, стану мечтать вслух и унесусь в иной мир, то, вы думаете, этот мир будет мне менее ненавистен, чем служба? Ведь я не сержусь, что вы не служите. Каждый живет, как хочет. Разве вы свободны? Писать всю жизнь бумаги, которые противны вашим убеждениям, — продолжала Зинаида Федоровна, в отчаянии всплескивая руками, — подчиняться, поздравлять начальство с Новым годом, потом карты, карты и карты, а главное, служить порядкам, которые не могут быть вам симпатичны, — нет, Жорж, нет! Не шутите так грубо. Это ужасно. Вы идейный человек и должны служить только идее. Я вам противна, вот и всё, — проговорила сквозь слезы Зинаида Федоровна. Все идеи, малые и великие, которые вы имеете в виду, называя меня идейным человеком, мне хорошо известны. Стало быть, если службу и карты я предпочитаю этим идеям, то, вероятно, имею на то основание. Это раз. Во-вторых, вы, насколько мне известно, никогда не служили и суждения свои о государственной службе можете черпать только из анекдотов и плохих повестей. Поэтому нам не мешало бы условиться раз навсегда: не говорить о том, что нам давно уже известно, или о том, что не входит в круг нашей компетенции. Жорж, опомнитесь бога ради! Голос ее дрогнул и оборвался; она, по-видимому, хотела задержать слезы, но вдруг зарыдала. В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы... Вы на мою безумную любовь отвечаете иронией и холодом... И эта страшная, наглая горничная! Я убью себя! Я не ожидал, что эти слова и этот плач произведут на Орлова такое сильное впечатление. Он покраснел, беспокойно задвигался в кресле, и на лице его вместо иронии показался тупой, мальчишеский страх. Я был неправ и... Вы честный, великодушный... Зинаида Федоровна порывисто обняла Орлова и поцеловала его в щеку. Я уже наплакалась и мне легко. Я уже не боюсь ее... Надо быть выше мелочей и не думать глупостей. Вы правы! Вы — редкий... Скоро она перестала плакать. С невысохшими слезинками на ресницах, сидя на коленях у Орлова, она вполголоса рассказывала ему что-то трогательное, похожее на воспоминания детства и юности, и гладила его рукой по лицу, целовала и внимательно рассматривала его руки с кольцами и брелоки на цепочке. Она увлекалась и своим рассказом, и близостью любимого человека, и оттого, вероятно, что недавние слезы очистили и освежили ее душу, голос ее звучал необыкновенно чисто и искренно. А Орлов играл ее каштановыми волосами и целовал ее руки, беззвучно прикасаясь к ним губами. Затем пили в кабинете чай и Зинаида Федоровна читала вслух какие-то письма. В первом часу пошли спать. В эту ночь у меня сильно болел бок, и я до самого утра не мог согреться и уснуть. Мне слышно было, как Орлов прошел из спальни к себе в кабинет. Просидев там около часа, он позвонил. От боли и утомления я забыл о всех порядках и приличиях в свете и отправился в кабинет в одном нижнем белье и босой. Орлов в халате и в шапочке стоял в дверях и ждал меня. Я хотел извиниться, но вдруг сильно закашлялся и, чтобы не упасть, ухватился одною рукой за косяк. Кажется, за все время нашего знакомства это он в первый раз сказал мне вы. Бог его знает, почему. Вероятно, в нижнем белье и с лицом, искаженным от кашля, я плохо играл свою роль и мало походил на лакея. Пока я, накинув на себя сюртук, вставлял и зажигал новые свечи, он сидел около стола и, протянув ноги на кресло, обрезывал книгу. Оставил я его углубленным в чтение, и книга уже не валилась у него из рук, как вечером. VII Теперь, когда я пишу эти строки, мою руку удерживает воспитанный во мне с детства страх — показаться чувствительным и смешным; когда мне хочется ласкать и говорить нежности, я не умею быть искренним. Вот именно от этого страха и с непривычки я никак не могу выразить с полной ясностью, что происходило тогда в моей душе. Я не был влюблен в Зинаиду Федоровну, но в обыкновенном человеческом чувстве, какое я питал к ней, было гораздо больше молодого, свежего и радостного, чем в любви Орлова. Работая по утрам сапожною щеткой или веником, я с замиранием сердца ждал, когда наконец услышу ее голос и шаги. Стоять и смотреть на нее, когда она пила кофе и потом завтракала, подавать ей в передней шубку и надевать на ее маленькие ножки калоши, причем она опиралась о мое плечо, потом ждать, когда снизу позвонит мне швейцар, встречать ее в дверях, розовую, холодную, попудренную снегом, слушать отрывистые восклицания насчет мороза или извозчика, — если б вы знали, как всё это было для меня важно! Мне хотелось влюбиться, иметь свою семью, хотелось, чтобы у моей будущей жены было именно такое лицо, такой голос. Я мечтал и за обедом, и на улице, когда меня посылали куда-нибудь, и ночью, когда не спал. Орлов брезгливо отбрасывал от себя женские тряпки, детей, кухню, медные кастрюли, а я подбирал всё это и бережно лелеял в своих мечтах, любил, просил у судьбы, и мне грезились жена, детская, тропинки в саду, домик... Я знал, что если бы я полюбил ее, то не посмел бы рассчитывать на такое чудо, как взаимность, но это соображение меня не беспокоило. В моем скромном, тихом чувстве, похожем на обыкновенную привязанность, не было ни ревности к Орлову, ни даже зависти, так как я понимал, что личное счастье для такого калеки, как я, возможно только в мечтах. Когда Зинаида Федоровна по ночам, поджидая своего Жоржа, неподвижно глядела в книгу, не перелистывая страниц, или когда вздрагивала и бледнела оттого, что через комнату проходила Поля, я страдал вместе с нею и мне приходило в голову — разрезать поскорее этот тяжелый нарыв, сделать поскорее так, чтобы она узнала всё то, что говорилось здесь в четверги за ужином, но — как это сделать? Всё чаще и чаще мне приходилось видеть слезы. В первые недели она смеялась и пела свою песенку, даже когда Орлова не было дома, но уже на другой месяц у нас в квартире была унылая тишина, нарушаемая только по четвергам. Она льстила Орлову и, чтобы добиться от него неискренней улыбки или поцелуя, стояла перед ним на коленях, ласкалась, как собачонка. Проходя мимо зеркала, даже когда у нее на душе было очень тяжело, она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на себя и не поправить прически. Мне казалось странным, что она всё еще продолжала интересоваться нарядами и приходить в восторг от своих покупок. Это как-то не шло к ее искренней печали. Она следила за модой и шила себе дорогие платья. Для кого и для чего? Мне особенно памятно одно новое платье, которое стоило четыреста рублей. За лишнее, ненужное платье отдавать четыреста рублей, когда наши поденщицы за свой каторжный труд получают по двугривенному в день на своих харчах и когда венецианским и брюссельским кружевницам платят только по полуфранку в день в расчете, что остальное они добудут развратом; и мне было странно, что Зинаида Федоровна не сознает этого, мне было досадно. Но стоило ей только уйти из дому, как я всё извинял, всё объяснял и ждал, когда позвонит мне снизу швейцар. Относилась она ко мне, как к лакею, существу низшему. Можно гладить собаку и в то же время не замечать ее; мне приказывали, задавали вопросы, но не замечали моего присутствия. Хозяева считали неприличным говорить со мной больше, чем это принято; если б я, прислуживая за обедом, вмешался в разговор или засмеялся, то меня наверное сочли бы сумасшедшим и дали бы мне расчет. Но все же Зинаида Федоровна благоволила ко мне. Когда она посылала меня куда-нибудь или объясняла, как обращаться с новою лампой, или что-нибудь вроде, то лицо у нее было необыкновенно ясное, доброе и приветливое, и глаза смотрели мне прямо в лицо. При этом мне всякий раз казалось, что она с благодарностью вспоминает, как я носил ей письма на Знаменскую. Когда она звонила, то Поля, считавшая меня ее фаворитом и ненавидевшая меня за это, говорила с язвительною усмешкой: — Иди, тебя твоя зовет. Зинаида Федоровна относилась ко мне как к существу низшему и не подозревала, что если кто и был в доме унижен, так это только она одна. Она не знала, что я, лакей, страдал за нее и раз двадцать на день спрашивал себя, что ожидает ее впереди и чем всё это кончится. Дела с каждым днем заметно становились хуже. После того вечера, когда говорили о службе, Орлов, не любивший слез, стал видимо бояться и избегать разговоров; когда Зинаида Федоровна начинала спорить или умолять, или собиралась заплакать, то он под благовидным предлогом уходил к себе в кабинет или вовсе из дому. Он всё реже и реже ночевал дома и еще реже обедал; по четвергам он уже сам просил своих приятелей, чтоб они увезли его куда-нибудь. Зинаида Федоровна по-прежнему мечтала о своей кухне, о новой квартире и путешествии за границу, но мечты оставались мечтами. Обед приносили из ресторана, квартирного вопроса Орлов просил не поднимать впредь до возвращения из-за границы, а о путешествии говорил, что нельзя ехать раньше, чем у него отрастут длинные волосы, так как таскаться по отелям и служить идее нельзя без длинных волос. В довершение всего, к нам в отсутствие Орлова стал наведываться по вечерам Кукушкин. В поведении его не было ничего особенного, но я всё никак не мог забыть того разговора, когда он собирался отбить у Орлова Зинаиду Федоровну. Его поили чаем и красным вином, а он хихикал и, желая сказать приятное, уверял, что гражданский брак во всех отношениях выше церковного и что в сущности все порядочные люди должны прийти теперь к Зинаиде Федоровне и поклониться ей в ножки. VIII Рождественские святки прошли скучно, в смутных ожиданиях чего-то недоброго. Накануне Нового года за утренним кофе Орлов неожиданно объявил, что начальство посылает его с особыми полномочиями к сенатору, ревизующему какую-то губернию. От такой новости у Зинаиды Федоровны мгновенно покраснели глаза. Влюбишься в кого-нибудь дорогой и потом мне расскажешь. Она при всяком удобном случае старалась дать понять Орлову, что она его нисколько не стесняет и что он может располагать собою, как хочет, и эта нехитрая, шитая белыми нитками политика никого не обманывала и только лишний раз напоминала Орлову, что он не свободен. Зинаида Федоровна собиралась проводить его на вокзал, но он отговорил ее, сказавши, что он уезжает не в Америку и не на пять лет, а только всего на пять дней, даже меньше. В восьмом часу происходило прощание. Он обнял ее одною рукой и поцеловал в лоб и в губы. Она жадно вглядывалась в его лицо, чтобы покрепче запечатлеть в памяти дорогие черты, потом грациозно обвила его шею руками и положила голову ему на грудь. Не забывай... Телеграфируй почаще и подробнее. Орлов поцеловал ее еще раз и, не сказав ни слова, вышел в смущении. Когда уже за дверью щелкнул замок, он остановился на средине лестницы в раздумье и взглянул наверх. Мне казалось, что если бы сверху в это время донесся хоть один звук, то он вернулся бы. Но было тихо. Он поправил на себе шинель и стал нерешительно спускаться вниз. У подъезда давно уже ждали извозчики. Орлов сел на одного, я с двумя чемоданами на другого. Был сильный мороз, и на перекрестках дымились костры. От быстрой езды холодный ветер щипал мне лицо и руки, захватывало дух, и я, закрыв глаза, думал: какая она великолепная женщина! Как она любит! Даже ненужные вещи собирают теперь по дворам и продают их с благотворительною целью, и битое стекло считается хорошим товаром, но такая драгоценность, такая редкость, как любовь изящной, молодой, неглупой и порядочной женщины, пропадает совершенно даром. Один старинный социолог смотрел на всякую дурную страсть как на силу, которую при уменье можно направить к добру, а у нас и благородная, красивая страсть зарождается и потом вымирает как бессилие, никуда не направленная, не понятая или опошленная. Почему это? Извозчики неожиданно остановились. Я открыл глаза и увидел, что мы стоим на Сергиевской, около большого дома, где жил Пекарский. Орлов вышел из саней и скрылся в подъезде. Минут через пять в дверях показался лакей Пекарского, без шапки, и крикнул мне, сердясь на мороз: — Глухой, что ли? Отпусти извозчиков и ступай наверх. Ничего не понимая, я отправился во второй этаж. Я и раньше бывал в квартире Пекарского, то есть стоял в передней и смотрел в залу, и после сырой, мрачной улицы она всякий раз поражала меня блеском своих картинных рам, бронзы и дорогой мебели. Теперь в этом блеске я увидел Грузина, Кукушкина и немного погодя Орлова. Если будут письма и телеграммы, то каждый день приноси их сюда. Дома, конечно, скажешь, что я уехал и велел кланяться. Ступай с богом. Когда я вернулся домой, Зинаида Федоровна лежала в гостиной на софе и ела грушу. Горела только одна свеча, вставленная в канделябру. Приказали кланяться. Я пошел к себе в лакейскую и тоже лег. Делать было нечего и читать не хотелось. Я не удивлялся и не возмущался, а только напрягал мысль, чтобы понять, для чего понадобился этот обман. Ведь так только подростки обманывают своих любовниц. Неужели он, много читающий и рассуждающий человек, не мог придумать чего-нибудь поумнее? Признаюсь, я был неплохого мнения об его уме. Я думал, что если бы ему понадобилось обмануть своего министра или другого сильного человека, то он употребил бы на это много энергии и искусства, тут же, чтобы обмануть женщину, сгодилось очевидно то, что первое пришло в голову; удастся обман — хорошо, не удастся — беда не велика, можно будет солгать во второй раз так же просто и скоро, не ломая головы. В полночь, когда в верхнем этаже над нами, встречая Новый год, задвигали стульями и прокричали ура, Зинаида Федоровна позвонила мне из комнаты, что рядом с кабинетом. Она, вялая от долгого лежанья, сидела за столом и писала что-то на клочке бумаги. Выйдя затем на улицу, я прочел на клочке: «С Новым годом, с новым счастьем. Скорей телеграфируй, скучаю ужасно. Прошла целая вечность. Жалею, что нельзя послать по телеграфу тысячу поцелуев и самое сердце. Будь весел, радость моя. Я послал эту телеграмму и на другой день утром отдал расписку. IX Хуже всего, что Орлов необдуманно посвятил в тайну своего обмана также и Полю, приказав ей принести сорочки на Сергиевскую. После этого она со злорадством и с непостижимою для меня ненавистью смотрела на Зинаиду Федоровну и не переставала у себя в комнате и в передней фыркать от удовольствия. Она уже нюхом чуяла, что Зинаиде Федоровне осталось у нас не долго жить, и, чтобы не упустить времени, тащила всё, что попадалось на глаза, — флаконы, черепаховые шпильки, платки, ботинки. На другой день нового года Зинаида Федоровна позвала меня в свою комнату и сообщила мне вполголоса, что у нее пропало черное платье. И потом ходила по всем комнатам, бледная, с испуганным и негодующим лицом и разговаривала сама с собой: — Каково? Нет, каково? Ведь это неслыханная дерзость! За обедом она хотела налить себе супу, но не могла, — дрожали руки. И губы у нее дрожали. Она беспомощно поглядывала на суп и пирожки, ожидая, когда уймется дрожь, и вдруг не выдержала и посмотрела на Полю. Вы уходите отсюда совсем... Сейчас же уходите! Они меня нанимали. Как они прикажут, так и будет. Я тут хозяйка! Зинаида Федоровна бросила на стол салфетку и быстро, с жалким, страдальческим лицом, вышла из столовой. Поля, громко рыдая и что-то причитывая, тоже вышла. Суп и рябчик остыли. И почему-то теперь вся эта ресторанная роскошь, бывшая на столе, показалась мне скудною, воровскою, похожею на Полю. Самый жалкий и преступный вид имели два пирожка на тарелочке. Посмотрим, кто из нас первая уйдет! Позвонила Зинаида Федоровна. Она сидела у себя в комнате, в углу, с таким выражением, как будто ее посадили в угол в наказание. Да не уходите из дому, — сказала она мне вслед, — мне страшно оставаться одной. Потом мне почти каждый час приходилось бегать вниз к швейцару и спрашивать, нет ли телеграммы. Что за жуткое время, должен признаться! Зинаида Федоровна, чтобы не видеть Поли, обедала и пила чай у себя в комнате, тут же и спала на коротком диване, похожем на букву Э, и сама убирала за собой постель. В первые дни носил телеграммы я, но, не получая ответа, она перестала верить мне и сама ездила на телеграф. Глядя на нее, я тоже с нетерпением ждал телеграммы. Я надеялся, что он придумает какую-нибудь ложь, например, распорядится, чтобы ей послали телеграмму с какой-нибудь станции. Если он слишком заигрался в карты, думал я, или успел уже увлечься другою женщиной, то, конечно, напомнят ему о нас и Грузин, и Кукушкин. Но напрасно мы ожидали. Раз пять на день я входил к Зинаиде Федоровне с тем, чтобы рассказать ей всю правду, но она глядела, как коза, плечи у нее были опущены, губы шевелились, и я уходил назад, не сказав ни слова. Сострадание и жалость отнимали у меня все мужество. Поля, как ни в чем не бывало, веселая и довольная, убирала кабинет барина, спальню, рылась в шкапах и стучала посудой, а проходя мимо двери Зинаиды Федоровны, напевала что-то и кашляла. Ей нравилось, что от нее прятались. Вечером она уходила куда-то, а часа в два или три звонилась, и я должен был отворять ей и выслушивать замечания насчет своего кашля. Тотчас же слышался другой звонок, я бежал к комнате, что рядом с кабинетом, и Зинаида Федоровна, просунув в дверь голову, спрашивала: «Кто это звонил? Когда наконец в субботу позвонили снизу и на лестнице послышался знакомый голос, она до такой степени обрадовалась, что зарыдала; она бросилась к нему навстречу, обняла его, целовала ему грудь и рукава, говорила что-то такое, чего нельзя было понять. Швейцар внес чемоданы, послышался веселый голос Поли. Точно кто на каникулы приехал! Я измучилась, я едва пережила это время... О, боже мой! Мы с сенатором в первый же день поехали в Москву, я не получал твоих телеграмм, — сказал Орлов. Замаялся в вагоне. Видно было, что он не спал всю ночь: вероятно, играл в карты и много пил. Зинаида Федоровна уложила его в постель, и все мы потом до самого вечера ходили на цыпочках. Обед прошел вполне благополучно, но когда ушли в кабинет пить кофе, началось объяснение. Зинаида Федоровна заговорила о чем-то быстро, вполголоса, она говорила по-французски, и речь ее журчала, как ручей, потом послышался громкий вздох Орлова и его голос. Отчего я никогда не замечаю ни горничных, ни дворников, ни лакеев? Милая моя, вы просто капризничаете и не хотите иметь характера... Я даже подозреваю, что вы беременны. Когда я предлагал вам уволить ее, вы потребовали, чтобы она осталась, а теперь хотите, чтобы я прогнал ее. А я в таких случаях тоже упрямый человек: на каприз я отвечаю тоже капризом. Вы хотите, чтобы она ушла, ну, а я вот хочу, чтобы она осталась. Это единственный способ излечить вас от нервов. Отложим до завтра. Теперь расскажи мне о Москве... Что в Москве? X На другой день — это было 7 января, день Иоанна Крестителя — Орлов после завтрака надел черный фрак и орден, чтобы ехать к отцу поздравлять его с ангелом. Нужно было ехать к двум часам, а когда он кончил одеваться, была только половина второго. Как употребить эти полчаса? Он ходил по гостиной и декламировал поздравительные стихи, которые читал когда-то в детстве отцу и матери. Тут же сидела Зинаида Федоровна, собравшаяся ехать к портнихе или в магазин, и слушала его с улыбкой. Не знаю, с чего у них начался разговор, но когда я принес Орлову перчатки, он стоял перед Зинаидою Федоровной и с капризным, умоляющим лицом говорил ей: — Ради бога, ради всего святого, не говорите вы о том, что уже известно всем и каждому! И что за несчастная способность у наших умных, мыслящих дам говорить с глубокомысленным видом и с азартом о том, что давно уже набило оскомину даже гимназистам. Ах, если бы вы исключили из нашей супружеской программы все эти серьезные вопросы! Как бы одолжили! Поймите же вы, наконец. Высший свет бранят всегда, чтобы противупоставить его тому свету, где живут купцы, попы, мещане и мужики, разные там Сидоры и Никиты.

Собор Иоанна Крестителя: что можно и нельзя делать 20 января 2024 года

Губы у него были сердечком и стриженые усики имели такой вид, как будто были приклеены лаком. Это был человек с манерами ящерицы. Он не входил, а как-то вползал, мелко семеня ногами, покачиваясь и хихикая, а когда смеялся, то скалил зубы. Он был чиновником особых поручений при ком-то и ничего не делал, хотя получал большое содержание, особенно летом, когда для него изобретали разные командировки. Это был карьерист не до мозга костей, а глубже, до последней капли крови, и притом карьерист мелкий, не уверенный в себе, строивший свою карьеру на одних лишь подачках. За какой-нибудь иностранный крестик или за то, чтобы в газетах напечатали, что он присутствовал на панихиде или на молебне вместе с прочими высокопоставленными особами, он готов был идти на какое угодно унижение, клянчить, льстить, обещать. Из трусости он льстил Орлову и Пекарскому, потому что считал их сильными людями, льстил Поле и мне, потому что мы служили у влиятельного человека.

Всякий раз, когда я снимал с него шубу, он хихикал и спрашивал меня: «Степан, ты женат? Кукушкин льстил слабостям Орлова, его испорченности, сытости; чтобы понравиться ему, он прикидывался злым насмешником и безбожником, критиковал вместе с ним тех, перед кем в другом месте рабски ханжил. Когда за ужином говорили о женщинах и о любви, он прикидывался утонченным и изысканным развратником. Вообще, надо заметить, петербургские жуиры любят поговорить о своих необыкновенных вкусах. Иной действительный статский советник из молодых превосходно довольствуется ласками своей кухарки или какой-нибудь несчастной, гуляющей по Невскому, но послушать его, так он заражен всеми пороками Востока и Запада, состоит почетным членом целого десятка тайных предосудительных обществ и уже на замечании у полиции. Кукушкин врал про себя бессовестно, и ему не то чтобы не верили, а как-то мимо ушей пропускали все его небылицы.

Третий гость — Грузин, сын почтенного ученого генерала, ровесник Орлова, длинноволосый и подслеповатый блондин, в золотых очках. Мне припоминаются его длинные бледные пальцы, как у пианиста; да и во всей его фигуре было что-то музыкантское, виртуозное. Такие фигуры в оркестрах играют первую скрипку. Он кашлял и страдал мигренью, вообще казался болезненным и слабеньким. Вероятно, дома его раздевали и одевали, как ребенка. Он кончил в училище правоведения и служил сначала по судебному ведомству, потом перевели его в сенат, отсюда он ушел и по протекции получил место в министерстве государственных имуществ и скоро опять ушел.

В мое время он служил в отделении Орлова, был у него столоначальником, но поговаривал, что скоро перейдет опять в судебное ведомство. К службе и к своим перекочевкам с места на место он относился с редким легкомыслием, и когда при нем серьезно говорили о чинах, орденах, окладах, то он добродушно улыбался и повторял афоризм Пруткова: «Только на государственной службе познаешь истину! Жил он с семьей в долг, занимая, где и у кого попало при всяком удобном случае, не пропуская даже своих начальников и швейцаров. Это была натура рыхлая, ленивая до полного равнодушия к себе и плывшая по течению неизвестно куда и зачем. Куда его зели, туда и шел. Вели его в какой-нибудь притон — он шел, ставили перед ним вино — пил, не ставили — не пил; бранили при нем жен — и он бранил свою, уверяя, что она испортила ему жизнь, а когда хвалили, то он тоже хвалил и искренно говорил: «Я ее, бедную, очень люблю».

Шубы у него не было, и носил он всегда плед, от которого пахло детской. Когда за ужином, о чем-то задумавшись, он катал шарики из хлеба и пил много красного вина, то, странное дело, я бывал почти уверен, что в нем сидит что-то, что он, вероятно, сам чувствует в себе смутно, но за суетой и пошлостями не успевает понять и оценить. Он немножко играл на рояле. Бывало, сядет за рояль, возьмет два-три аккорда и запоет тихо: Что день грядущий мне готовит? Гости обыкновенно сходились к десяти часам. Они играли в кабинете Орлова в карты, а я и Поля подавали им чай.

Тут только я мог как следует постигнуть всю сладость лакейства. Стоять в продолжение четырех-пяти часов около двери, следить за тем, чтобы не было пустых стаканов, переменять пепельницы, подбегать к столу, чтобы поднять оброненный мелок или карту, а главное, стоять, ждать, быть внимательным и не сметь ни говорить, ни кашлять, ни улыбаться, это, уверяю вас, тяжелее самого тяжелого крестьянского труда. Я когда-то стаивал на вахте по четыре часа в бурные зимние ночи и нахожу, что вахта несравненно легче. Играли в карты часов до двух, иногда до трех и потом, потягиваясь, шли в столовую ужинать, или, как говорил Орлов, подзакусить. За ужином разговоры. Начиналось обыкновенно с того, что Орлов со смеющимися глазами заводил речь о каком-нибудь знакомом, о недавно прочитанной книге, о новом назначении или проекте; льстивый Кукушкин подхватывал в тон, и начиналась, по тогдашнему моему настроению, препротивная музыка.

Ирония Орлова и его друзей не знала пределов и не щадила никого и ничего. Говорили о религии — ирония, говорили о философии, о смысле и целях жизни — ирония, поднимал ли кто вопрос о народе — ирония. В Петербурге есть особая порода людей, которые специально занимаются тем, что вышучивают каждое явление жизни; они не могут пройти даже мимо голодного или самоубийцы без того, чтобы не сказать пошлости. Но Орлов и его приятели не шутили и не вышучивали, а говорили с иронией. Они говорили, что Бога нет и со смертью личность исчезает совершенно; бессмертные существуют только во французской академии. Истинного блага нет и не может быть, так как наличность его обусловлена человеческим совершенством, а последнее есть логическая нелепость.

Россия такая же скучная и убогая страна, как Персия. Интеллигенция безнадежна; по мнению Пекарского, она в громадном большинстве состоит из людей неспособных и никуда не годных. Народ же спился, обленился, изворовался и вырождается. Науки у нас нет, литература неуклюжа, торговля держится на мошенничестве: «не обманешь — не продашь». И все в таком роде, и все смешно. От вина к концу ужина становились веселее и переходили к веселым разговорам.

Подсмеивались над семейною жизнью Грузина, над победами Кукушкина или над Пекарским, у которого будто бы в расходной книжке была одна страничка с заголовком: На дела благотворительности и другая — На физиологические потребности. Говорили, что нет верных жен; нет такой жены, от которой, при некотором навыке, нельзя было бы добиться ласк, не выходя из гостиной, в то время когда рядом в кабинете сидит муж. Девочки-подростки развращены и уже знают все. Орлов хранит у себя письмо одной четырнадцатилетней гимназистки; она, возвращаясь из гимназии, «замарьяжила на Невском офицерика», который будто бы увел ее к себе и отпустил только поздно вечером, а она поспешила написать об этом подруге, чтобы поделиться восторгами. Говорили, что чистоты нравов не было никогда и нет ее, очевидно, она не нужна; человечество до сих пор прекрасно обходилось без нее. Вред же от так называемого разврата несомненно преувеличен.

Извращение, предусмотренное в нашем уставе о наказаниях, не мешало Диогену быть философом и учителем; Цезарь и Цицерон были развратники и в то же время великие люди. Старик Катон женился на молоденькой и все-таки продолжал считаться суровым постником и блюстителем нравов. В три или четыре часа гости расходились или уезжали вместе за город или на Офицерскую к какой-то Варваре Осиповне, а я уходил к себе в лакейскую в долго не мог уснуть от головной боли и кашля. IV Недели через три после того, как я поступил к Орлову, помнится, в воскресенье утром, кто-то позвонил. Был одиннадцатый час, и Орлов еще спал. Я пошел отворить.

Можете себе представить мое изумление: за дверью на площадке лестницы стояла дама с вуалью. И по голосу я узнал Зинаиду Федоровну, к которой я носил письма на Знаменскую. Не помню, успел ли и сумел ли я ответить ей,— я был смущен ее появлением. Да и не нужен ей был мой ответ. В одно мгновение она шмыгнула мимо меня и, наполнив переднюю ароматом своих духов, которые я до сих пор еще прекрасно помню, ушла в комнаты, и шаги ее затихли. По крайней мере, с полчаса потом ничего не было слышно.

Но опять кто-то позвонил. На этот раз какая-то расфранченная девушка, повидимому горничная из богатого дома, и наш швейцар, оба запыхавшись, внесли два чемодана и багажную корзину. И ушла, не сказав больше ни слова. Все это было таинственно и вызывало у Поли, благоговевшей перед барскими шалостями, хитрую усмешку; она как будто хотела сказать: «Вот какие мы! Наконец, послышались шаги; Зинаида Федоровна быстро вошла в переднюю и, увидев меня в дверях моей лакейской, сказала: —Степан, дайте Георгию Иванычу одеться. Когда я вошел к Орлову с платьем и сапогами, он сидел на кровати, свесив ноги на медвежий мех.

Вся его фигура выражала смущение. Меня он не замечал и моим лакейским мнением не интересовался: очевидно, был смущен и конфузился перед самим собой, перед своим «внутренним оком». Одевался, умывался и потом возился он со щетками и гребенками молча и не спеша, как будто давая себе время обдумать свое положение и сообразить, и даже по спине его заметно было, что он смущен и недоволен собой. Пили они кофе вдвоем. Зинаида Федоровна налила из кофейника себе и Орлову, потом поставила локти на стол и засмеялась. Приятно легко вздохнуть.

С выражением девочки, которой очень хочется шалить, она легко вздохнула и опять засмеялась. Но я умею делать два дела разом: и читать и слушать. Ваши привычки и ваша свобода останутся при вас. Но отчего у вас постная физиономия? Вы всегда бываете таким по утрам или только сегодня? Вы не рады?

Но я, признаюсь, немножко ошеломлен. Вы имели время приготовиться к моему нашествию. Я каждый день угрожала вам. Лучше, мой друг. Вырвать больной зуб сразу и — конец. Вы не смотрите, что я смеюсь; я рада, счастлива, но мне плакать хочется больше, чем смеяться.

Вчера я выдержала целую баталию,— продолжала она по-французски. Но я смеюсь, потому что мне не верится. Мне кажется, что сижу я с вами и пью кофе не наяву, а во сне. Затем она, продолжая говорить по-французски, рассказала, как вчера разошлась с мужем, и ее глаза то наполнялись слезами, то смеялись и с восхищением смотрели на Орлова. Она рассказала, что муж давно уже подозревал ее, но избегал объяснений; очень часто бывали ссоры, и обыкновенно в самый разгар их он внезапно умолкал и уходил к себе в кабинет, чтобы вдруг в запальчивости не высказать своих подозрений и чтобы она сама не начала объясняться. Зинаида же Федоровна чувствовала себя виноватой, ничтожной, неспособной на смелый, серьезный шаг и от этого с каждым днем все сильнее ненавидела себя и мужа и мучилась, как в аду.

Но вчера, во время ссоры, когда он закричал плачущим голосом: «Когда же все это кончится, Боже мой? Тогда он впустил ее в кабинет, и она высказала ему все и призналась, что любит другого, что этот другой ее настоящий, самый законный муж, и она считает долгом совести сегодня же переехать к нему, несмотря ни на что, хотя бы в нее стреляли из пушек. Она засмеялась и продолжала рассказывать, не дотрогиваясь до своего кофе. Щеки ее разгорелись, это ее смущало немного, и она конфузливо поглядывала на меня и на Полю. Из ее дальнейшего рассказа я узнал, что муж ответил ей попреками, угрозами и в конце концов слезами, и вернее было бы сказать, что не она, а он выдержал баталию. Вы, Жорж, не верите в Бога, а я немножко верую и боюсь возмездия.

Бог требует от нас терпения, великодушия, самопожертвования, а я вот отказываюсь терпеть и хочу устроить жизнь на свой лад. Хорошо ли это? А вдруг это с точки зрения Бога нехорошо? В два часа ночи муж вошел ко мне и говорит: «Вы не посмеете уйти. Я вытребую вас со скандалом, через полицию». А немного погодя, гляжу, он опять в дверях, как тень.

Ваше бегство может повредить мне по службе». Эти слова подействовали на меня грубо, я точно заржавела от них, подумала, что это уже начинается возмездие, и стала дрожать от страха и плакать. Мне казалось, что на меня обвалится потолок, что меня сейчас поведут в полицию, что вы меня разлюбите,— одним словом, Бог знает что! Уйду, думаю, в монастырь или куда-нибудь в сиделки, откажусь от счастья, но тут вспоминаю, что вы меня любите и что я не вправе распоряжаться собой без вашего ведома, и все у меня в голове начинает путаться, и я в отчаянии, не знаю, что думать и делать, Но взошло солнышко, и я опять повеселела. Дождалась утра и прикатила к вам. Ах, как замучилась, милый мой!

Подряд две ночи не спала! Она была утомлена и возбуждена. Ей хотелось в одно и то же время и спать, и без конца говорить, и смеяться, и плакать, и ехать в ресторан завтракать, чтобы почувствовать себя на свободе. Мне нравится вот эта, потому что она рядом с твоим кабинетом. Во втором часу она переоделась в комнате рядом с кабинетом, которую стала после этого называть своею, и уехала с Орловым завтракать. Обедали они тоже в ресторане, а в длинный промежуток между завтраком и обедом ездили по магазинам.

Я до позднего вечера отворял приказчикам и посыльным из магазинов и принимал от них разные покупки. Привезли, между прочим, великолепное трюмо, туалет, кровать и роскошный чайный сервиз, который был нам не нужен. Привезли целое семейство медных кастрюлей, которые мы поставили рядком на полке в нашей пустой холодной кухне. Когда мы разворачивали чайный сервиз, то у Поли разгорелись глаза, и она раза три взглянула на меня с ненавистью и со страхом, что, быть может, не она, а я первый украду одну из этих грациозных чашечек. Привезли дамский письменный стол, очень дорогой, но неудобный. Очевидно, Зинаида Федоровна имела намерение засесть у нас крепко, по-хозяйски.

Вернулась она с Орловым часу в десятом. Полная горделивого сознания, что ею совершено что-то смелое и необыкновенное, страстно любящая и, как казалось ей, страстно любимая, томная, предвкушающая крепкий и счастливый сон, Зинаида Федоровна упивалась новою жизнью. От избытка счастья она крепко сжимала себе руки, уверяла, что все прекрасно, и клялась, что будет любить вечно, и эти клятвы и наивная, почти детская уверенность, что ее тоже крепко любят и будут любить вечно, молодили ее лет на пять. Она говорила милый вздор и смеялась над собой. Мы не даем никакой цены своему собственному мнению, даже если оно умно, но дрожим перед мнением разных глупцов. Я боялась чужого мнения до последней минуты, но, как только послушалась самоё себя и решила жить по-своему, глаза у меня открылись, я победила свой глупый страх и теперь счастлива и всем желаю такого счастья.

Но тотчас же порядок мыслей у нее обрывался, и она говорила о новой квартире, об обоях, лошадях, о путешествии в Швейцарию и Италию. Орлов же был утомлен поездкой по ресторанам и магазинам и продолжал испытывать то смущение перед самим собой, какое я заметил у него утром. Он улыбался, но больше из вежливости, чем от удовольствия, и когда она говорила о чем-нибудь серьезно, то он иронически соглашался: «О да! Он никогда не держал у себя ни кухни, ни лошадей, потому что, как выражался, не любил «заводить у себя нечистоту», и меня и Полю терпел в своей квартире только по необходимости. Так называемый семейный очаг с его обыкновенными радостями и дрязгами оскорблял его вкусы, как пошлость; быть беременной или иметь детей и говорить о них — это дурной тон, мещанство. И для меня теперь представлялось крайне любопытным, как уживутся в одной квартире эти два существа,— она, домовитая и хозяйственная, со своими медными кастрюлями и с мечтами о хорошем поваре и лошадях, и он, часто говоривший своим приятелям, что в квартире порядочного, чистоплотного человека, как на военном корабле, не должно быть ничего лишнего — ни женщин, ни детей, ни тряпок, ни кухонной посуды...

V Затем я расскажу вам, что происходило в ближайший четверг. Вернулся домой только один Орлов, а Зинаида Федоровна уехала, как я узнал потом, на Петербургскую сторону к своей старой гувернантке, чтобы переждать у нее время, пока у нас будут гости. Орлову не хотелось показывать ее своим приятелям. Это понял я утром за кофе, когда он стал уверять ее, что ради ее спокойствия необходимо отменить четверги. Гости, как обыкновенно, прибыли почти в одно время. Он вошел с хитрыми, маслеными глазами, таинственно улыбаясь и потирая с мороза руки.

Гости отправились в спальню и поострили там насчет женских туфель, ковра между обеими постелями и серой блузы, которая висела на спинке кровати. Им было весело оттого, что упрямец, презиравший в любви все обыкновенное, попался вдруг в женские сети так просто и обыкновенно. Здесь Маргарита мечтает о своем Фаусте. И покатился со смеху, как будто сказал что-то ужасно смешное. Я вглядывался в Грузина, ожидая, что его музыкальная душа не выдержит этого смеха, но я ошибся. Его доброе худощавое лицо сияло от удовольствия.

Когда садились играть в карты, он, картавя и захлебываясь от смеха, говорил, что Жоржиньке для полноты семейного счастья остается теперь только завести черешневый чубук и гитару. Пекарский солидно посмеивался, но по его сосредоточенному выражению видно было, что новая любовная история Орлова была ему неприятна. Он не понимал, что собственно произошло. Пекарский расчесал пальцами свою большую бороду и задумался и молчал потом до самого ужина. Когда сели ужинать, он сказал медленно, растягивая каждое слово: —Вообще, извини, я вас обоих не понимаю. Вы могли влюбляться друг в друга и нарушать седьмую заповедь, сколько угодно,— это я понимаю.

Да, это мне понятно. Но зачем посвящать в свои тайны мужа? Разве это нужно? Гораздо честнее обманывать человека, чем портить ему порядок жизни и репутацию. Я понимаю. Вы оба думаете, что, живя открыто, вы поступаете необыкновенно честно и либерально, но с этим...

Орлов ничего не ответил. Он был не в духе, и ему не хотелось говорить. Пекарский, продолжая недоумевать, постучал пальцами по столу, подумал и сказал: —Я все-таки вас обоих не понимаю. Ты не студент, и она не швейка. Оба вы люди со средствами. Полагаю, ты мог бы устроить для нее отдельную квартиру.

Почитай-ка Тургенева. Я уже читал. Поэтому не жить с женщиной, которая тебя любит, в одной квартире—значит отказывать ей в ее высоком на значении и не разделять ее идеалов. Да, душа моя, Тургенев писал, а я вот теперь за него кашу расхлебывай. Я не только не хотел, но даже не мог думать, что это когда-нибудь случится. Когда она говорила, что переедет ко мне, то я думал, что она мило шутит.

Все засмеялись. На любовь я прежде всего смотрю как на потребность моего организма, низменную и враждебную моему духу; ее нужно удовлетворять с рассуждением или же совсем отказаться от нее, иначе она внесет в твою жизнь такие же нечистые элементы, как она сама. Чтобы она была наслаждением, а не мучением, я стараюсь делать ее красивой и обставлять множеством иллюзий. Я не поеду к женщине, если заранее не уверен, что она будет красива, увлекательна; и сам я не поеду к ней, если я не в ударе. И лишь при таких условиях нам удается обмануть друг друга, и нам кажется, что мы любим и что мы счастливы. Но могу ли я хотеть медных кастрюлей и нечесаной головы, или чтобы меня видели, когда я неумыт и не в духе?

Зинаида Федоровна в простоте сердца хочет заставить меня полюбить то, от чего я прятался всю свою жизнь. Она хочет, чтобы у меня в квартире пахло кухней и судомойками; ей нужно с шумом перебираться на новую квартиру, разъезжать на своих лошадях, ей нужно считать мое белье и заботиться о моем здоровье; ей нужно каждую минуту вмешиваться в мою личную жизнь и следить за каждым моим шагом и в то же время искренно уверять, что мои привычки и свобода останутся при мне. Она убеждена, что мы, как молодожены, в самом скором времени совершим путешествие, то есть она хочет неотлучно находиться при мне и в купе и в отелях, а между тем в дороге я люблю читать и терпеть не могу разговаривать. Ты думаешь, она поймет меня? Помилуй, мы мыслим так различно! По ее мнению, уйти от папаши и мамаши или от мужа к любимому мужчине — это верх гражданского мужества, а по-моему, это — ребячество.

Полюбить, сойтись с мужчиной — это значит начать новую жизнь, а по-моему, это ничего не значит. Любовь и мужчина составляют главную суть ее жизни, и, быть может, в этом отношении работает в ней философия бессознательного; изволь-ка убедить ее, что любовь есть только простая потребность, как пища и одежда, что мир вовсе не погибает от того, что мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и в то же время гениальным и благородным человеком, и с другой стороны — можно отказываться от наслаждений любви и в то же время быть глупым, злым животным. Современный культурный человек, стоящий даже внизу, например французский рабочий, тратит в день на обед десять су, на вино к обеду пять су и на женщину от пяти до десяти су, а свой ум и нервы он целиком отдает работе. Зинаида же Федоровна отдает любви не су, а всю свою душу. Я, пожалуй, сделаю ей внушение, а она в ответ искренно завопиет, что я погубил ее, что у нее в жизни ничего больше не осталось. Вот и все.

Немного помолчали. Такие женщины воображают, что будут любить вечно, и отдаются с пафосом. Все опыты, известные нам из повседневной жизни и занесенные на скрижали бесчисленных романов и драм, единогласно подтверждают, что всякие адюльтеры и сожительства у порядочных людей, какова бы ни была любовь вначале, не продолжаются дольше двух, а много — трех лет. Это она должна знать. А потому все эти переезды, кастрюли и надежды на вечные любовь и согласие — ничего больше, как желание одурачить себя и меня. Она и мила и прелестна — кто спорит?

Но она перевернула телегу моей жизни; то, что до сих пор я считал пустяком и вздором, она вынуждает меня возводить на степень серьезного вопроса, я служу идолу, которого никогда не считал Богом. Она и мила и прелестна, но почему-то теперь, когда я еду со службы домой, у меня бывает нехорошо на душе, как будто я жду, что встречу у себя дома какое-то неудобство вроде печников, которые разобрали все печи и навалили горы кирпича. Одним словом, за любовь я отдаю уже не су, а часть своего покоя и своих нервов. А это скверно. Я отобью у вас Зинаиду Федоровну! С полминуты Кукушкин смеялся тонким голоском я дрожал всем телом, потом проговорил: —Смотрите, я не шучу!

Не извольте потом разыгрывать Отелло! Все стали говорить о неутомимости Кукушкина в любовных делах, как он неотразим для женщин и опасен для мужей и как на том свете черти будут поджаривать его на угольях за беспутную жизнь. Он молчал и щурил глаза и, когда называли знакомых дам, грозил мизинцем — нельзя-де выдавать чужих тайн. Орлов вдруг посмотрел на часы. Гости поняли и стали собираться. Помню, Грузин, охмелевший от вина, одевался в этот раз томительно долго.

Он надел свое пальто, похожее на те капоты, какие шьют детям в небогатых семьях, поднял воротник и стал что-то длинно рассказывать; потом, видя, что его не слушают, перекинул через плечо свой плед, от которого пахло детской, и с виноватым, умоляющим лицом попросил меня отыскать его шапку. Я теперь на женатом положении. Начальник добрый мой, поедем! Погода великолепная, метелица, морозик... Честное слово, вам встряхнуться надо, а то вы не в духе, черт вас знает... Орлов потянулся, зевнул и посмотрел на Пекарского.

Ну, ладно, поеду,— решил Орлов после некоторого колебания. Он пошел в кабинет, а за ним поплелся Грузин, волоча за собою плед. Через минуту оба вернулись в переднюю. Пьяненький и очень довольный Грузин комкал в руке десятирублевую бумажку. Она у меня Лизочку крестила, я люблю ее, бедную. Ах, милый человек!

Адвокатиссимус, сухарь сухарем, а женщин небось любит... Наконец, уехали. Орлов дома не ночевал и вернулся на другой день к обеду. VI У Зинаиды Федоровны пропали золотые часики, подаренные ей когда-то отцом. Эта пропажа удивила и испугала ее. Полдня она ходила по всем комнатам, растерянно оглядывая столы и окна, но часы как в воду канули.

Вскоре после этого, дня через три, Зинаида Федоровна, вернувшись откуда-то, забыла в передней свой кошелек. К счастью для меня, в этот раз не я помогал ей раздеваться, а Поля. Когда хватились кошелька, то в передней его уже не оказалось. Я не крал, но мною овладело такое чувство, как будто я украл и меня поймали. У меня даже слезы выступили. Когда садились обедать, Зинаида Федоровна сказала Орлову по-французски: —У нас завелись духи.

Я сегодня потеряла в передней кошелек, а сейчас, гляжу, он лежит у меня на столе. Но духи не бескорыстно устроили такой фокус. Взяли себе за работу золотую монету и двадцать рублей. Через минуту Зинаида Федоровна уже не помнила про фокус, который устроили духи, и со смехом рассказывала, как она на прошлой неделе заказала себе почтовой бумаги, но забыла сообщить свой новый адрес и магазин послал бумагу на старую квартиру к мужу, который должен был заплатить по счету двенадцать рублей. И вдруг она остановила свой взгляд на Поле и пристально посмотрела на нее. При этом она покраснела и смутилась до такой степени, что заговорила о чем-то другом.

Когда я принес в кабинет кофе, Орлов стоял около камина спиной к огню, а она сидела в кресле против него. Я могу назвать вам день и даже час, когда она украла у меня часы. А кошелек? Тут не может быть никаких сомнений. Как хочешь, завтра я отпущу эту сороку на волю и пошлю Степана за своею Софьей. Та не воровка, и у нее не такой...

Завтра вы будете в другом настроении и поймете, что нельзя гнать человека только потому, что вы подозреваете его в чем-то. Обидно, Жорж, что вы мне не верите. Пусть вы правы,— сказал Орлов, оборачиваясь к огню и бросая туда папиросу,— но волноваться все-таки не следует. Вообще, признаться, я не ожидал, что мое маленькое хозяйство будет причинять вам столько серьезных забот и волнений.

И мы с радостью духовною совершаем собор сего великого Предтечи и Крестителя Иоанна, моля его о том, чтобы он просил за нас Владыку Христа собрать нас в церкви торжествующих в вечном нерукотворенном храме на небе, и где бы мы могли слышать голос празднующих и совершить празднество в честь вечного явления Бога. Там мы можем насыщаться со Христом видением лица Бога, явственно показывающего Себя святым Своим, и славить со всеми небесными ликами Отца и Сына и Святого Духа во веки, аминь! Такое название этот город получил после того, как был подарен Августом Ироду Великому, который совершенно восстановил его и украсил и, в благодарность Августу, назвал его Севаста, или Севастия, что значит город Августа. Он имел законную жену, дочь Аравийского царя Арефы, но отверг ее, и отнял жену у Филиппа, брата своего, Иродиаду. Предтеча Господень Иоанн обличал Ирода за сей беззаконный брак.

Радость его была совершенна тем, что радость жениха и невесты теперь была совершенна, они остались вдвоем, и он был защитник этой встречи. Еще скажу: кто из нас умеет так поступить с чужой радостью? Все сделать, чтобы эта радость случилась, все сделать, чтобы она воссияла вечным светом, и отойти, уберечь ее, охранить ее, и остаться забытым за закрытой дверью? Вот еще образ о нем, последний образ. Его умаление, его схождение на нет дошло почти до предела. Он взят в тюрьму за правдивое, честное слово. Христос остался на свободе, Он проповедует, к Нему перешли ученики Иоанновы, Он окружен Своими учениками, Он вырос в полную меру Своего земного призвания. И Иоанн знает, что на него идет смерть, что из тюрьмы он не выйдет, и вдруг его охватывает сомнение.

Он, который на берегу Иордана реки перед всеми засвидетельствовал, кто грядущий Христос, он посылает своих учеников ко Христу спросить: «Ты ли Тот, Которого мы ожидали, или нам ожидать другого? Напрасно даже то свидетельство, которое принес он Христу, и он обманут Самим Богом. И колеблется самая сильная душа, которая когда-либо была на земле. И Христос не отвечает ему. Он не отнимает у него полноты подвига веры и подвига верности до конца. Ученикам, вопрошающим Его, Он говорит: «Скажите Иоанну, что вы видите: слепые видят, хромые ходят, нищие благовествуют; блажен тот, кто не соблазнится о Мне»… Слова, когда-то, столетиями до этого, написанные пророком Исаией. И они возвращаются с этим словом. Остается Иоанну войти внутрь себя и поставить перед собой вопрос: когда он был в пустыне один перед лицом Божиим, правда ли было это или внутренняя ложь?

Когда он вышел из пустыни проповедовать, и потрясал людей, обновлял их жизнь, приводил их к новой жизни, к новизне. К весне духовной — правда это было или нет? Когда он увидел Христа и прозрел в Нем Грядущего, правда это было или нет?

Поэтому теперь Писание возвещает нас яснее, чем ангелы. Теперь люди должны верить Писанию более, нежели явлению ангелов, как об этом говорит и апостол Павел: «если даже ангел будет благовествовать не то, что мы вам благовествовали, да будем анафема».

Это подтверждают и отцы церкви, как видно из следующаго разсказа из житий святых. Однажды святому Симеону-столпнику было явление: ему явился в образе ангела Диавол и сказал: «ты уподобился пророку Илии и вот взойди на эту колесницу и ты будешь взят на небо, как Илия. Святой поверил этому видению и когда поднял ногу, чтобы сесть на колесницу, то нога его была наказана за то, что он поверил явлению духа, но забыл Писание, где сказано: «если даже ангел будет благовествовать вам не то, что мы вам благовествовали, да будем анафема». За такое неверие Писанию нога его была наказана тем, что в ней появились черви. И когда его потом спрашивали: «почему ты молишься о здравии людей, а из ноги твоей выпадают черви?

С того времени Симеон-столпник перестал верить явлениям, а стал больше верить в Писание. Тога ангел говорил деве Марии, а ныне пророки, Христос, апостолы и отцы церкви говорят нам чрез Евангелие. Теперь все святые разговаривают с нами, если только мы ревнуем о слове Божием. Тогда ангел сказал деве Марии: «радуйся, Благодатная! Господь с тобою».

И мы все ожидаем пришествия Господа, но не знаем, когда Он придет. А Он всегда приходил и приходит к нам тогда, когда мы вникаем в Его слово и проникаемся им, почему и сказано: «где два или три собраны во имя Мое, там и Я посреди их». А где не принимается Его слово Христово, там и Христа нет. И как тогда было сказано: «радуйся, Благодатная! И чрез эту благодать люди всегда делались и делаются благодатными, благочестивыми и к другим почтительными.

Но в настоящее время самая благодать кажется многим ненужной. Мы считаем нужным заботиться о всем: о золоте, серебре, хлебе, одежде, но о слове Божием мы не заботимся, и потому мы не имеем никакого успеха. А когда мы будем заботиться о слове Божием, тогда у нас будет благополучие во всем, радость и веселие во Христе. Так как и дева Мария заботилась больше всего о слове Божием и любила читать книгу пророка Исаии, то Господь послал и ей чрез ангела Свою благость. Господь с Тобою; благословенна Ты между женами.

Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал ей ангел: не бойся, Мария, ибо ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь сына, и наречешь ему имя Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышняго; и даст Ему Господь престол Давида, отца Его, и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и царству Его не будет конца. Когда ангел говорил это деве Марии, тона не могла не верить ему, потому что он говорил ей то, что она читала в книге пророка Исаии Она увлекалась книгами пророков, особенно книгою пророка Исаии, и когда читала из его книги слова: «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Иммануил, что значит: с нами «Бог», то она говорила себе: «хоть бы мне служанкой, нянькой, рабой быть у этой девы». Но Господь избрал ее самое быть матерью сына Божия.

Она не мечтала о себе высоко, и Господь возвысил ее. Так и с нами бывает: если мы не мечтаем о себе высоко, то Господь, видя наше смирение, возвышает нас. Если ты говоришь себе: «хоть бы мне сторожем, метельщиком сделаться, то смотришь — Господь сделал тебя управляющим. Но если ты скажешь: «да разве я пойду в сторожа и метельщики? Нет, я хочу быть управляющим», и смотришь тебя и в метельщики не берут за твою гордость.

Кто унижает себя, того Господь возвышает, а кто возвышает себя, того Господь унижает. Далее читаем: «Мария же сказала ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал ей: Дух Святой найдет на тебя и сила Всевышняго осенит тебя». Тогда было еще сокрыто, как должно родиться Христу, но Господь послал своего ангела, и он раскрыл эту тайну. Тогда еще не дополнено было Писание.

А когда Христос родился, тогда Писание дополнилось. Поэтому ангел и сказал деве Марии: «Дух Святой найдет на тебя; и сила Всевяшняго осенит тебя; посему и рождаемое святое наречется Сыном Божиим; вот, и Елисавета, родственница твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц; ибо у Бога не останется безсильным никакое слово». Эти слова ангела укрепили ее, так как они были написаны у пророка Исаии. Она слышала, что и к священнику Захарии, мужу Елисаветы, являлся ангел и предсказал рождение сына от нея, но Захария не поверил и за это неверие был наказан немотой. Она слышала это и думала: «вот, если и я не поверю тому, что возвестил мне ангел, то и я буду наказана».

Поэтому она в страхе и сказала ангелу: «се, раба Господня, да будет Мне по слову твоему». И отошел от нея ангел. Мария увлекалась книгой пророка Исаии, но не все в ней понимала и потому не всему верила; а когда явился к ней ангел и разъяснил ей непонятное, то она поверила. Так если и мы будем только читать слово Божие, но не будем разсуждать о нем и никто не будет разъяснять нам непонятное в нем, то и мы не научимся верить слову Божию. А если мы будем разсуждать о нем сами или с кем-нибудь другим, а особенно с друзьями по вере, тогда Господь откроет нам неизвестное, и у нас утвердится вера в Писание.

А если двое или трое соберутся и будут читать слово Божие, вникать в него и разсуждать о нем, то они друг другу будут пояснять его, и среди них будет Христос. Поэтому мы и читаем в одной молитве: «Царю небесный, приди и вселися в ны», т. Тогда Христос вселился в деву Марию, а теперь и в тебя Он вселяется через слово Его. И какое бы дело у тебя ни было, ты можешь сам укрепляться и других укреплять словами Христа. Поэтому если ты, земледелец, пашешь, то ты должен связывать свое дело с словами Христа, как и сказано: «взявшись за плуг не озирайся назад».

Так же и торговец найдет о себе слова Христа: «отдавай таланты в оборот, чтоб они приносили пользу».

Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна Церковь празднует 20 января

Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией. Ежедневная аудитория портала Стихи.

Прежде всего, автор говорит о жизни князя до Крещения, о его языческой жизни. Так, после утверждения единоличной власти в столице Древнерусского государства, великий князь Владимир, по словам автора, явил народу необычайную религиозность. Именно во время княжения Владимира в Киеве сложился пантеон, включавший как местных, так и общеславянских богов.

А главным из них стал бог грозы и войны — Перун. Его именем клялись послы, скреплялись дипломатические договоры. Прославляя бога грозы и войны, отправлялись в походы княжеские дружины, а по возвращении Перуну приносились самые значительные зачастую и кровавые жертвы. У язычника Владимира было много жен и наложниц, он относился с презрением к непорочности брачных уз. Любил язычник Владимир и воевать, и с помощью оружия увеличивать границы древнерусского государства.

Поэтому всё, что произошло затем, обращение князя к христианской вере — это, по словам автора, являет собой величайший пример чуда духовного очищения. По разным свидетельствам, в свои пятьдесят три года Великий князь Киевский Владимир Красное Солнышко выглядел истощенным стариком — по всей видимости, не случайно. Причин этому было много: и проведенная в победоносных походах и языческих излишествах молодость, и христианское воздержание, которому благочестивый князь следовал с богобоязненной строгостью, и глубочайшее раскаяние, сопровождавшее его до последнего дня.

Разве это не правда? Почему вы до сих пор не представили меня вашему отцу и вашей кузине? Нет, мне это надоело, наконец! Извольте представить меня вашему отцу! Он принимает ежедневно по утрам от десяти до половины одиннадцатого. О, как вы низки!

Вся суть в том, что вы ошиблись и не хотите в этом сознаться вслух. Вы воображали, что я герой и что у меня какие-то необычайные идеи и идеалы, а на поверку-то вышло, что я самый заурядный чиновник, картежник и не имею пристрастия ни к каким идеям. Я достойный отпрыск того самого гнилого света, из которого вы бежали, возмущенная его пустотой и пошлостью. Сознайтесь же и будьте справедливы: негодуйте не на меня, а на себя, так как ошиблись вы, а не я. До главного договорились, слава богу. Теперь слушайте дальше, если угодно. Возвыситься до вас я не могу, так как слишком испорчен; унизиться до меня вы тоже не можете, так как высоки слишком. Остается, стало быть, одно… — Что? Поймите мои страдания… Орлов, испугавшийся слез, быстро пошел в кабинет и, не знаю зачем, — желал ли он причинить ей лишнюю боль или вспомнил, что это практикуется в подобных случаях, — запер за собою дверь на ключ.

Она вскрикнула и побежала за ним вдогонку, шурша платьем. Так знайте же, я ненавижу, презираю вас! Между нами все уже кончено! Послышался истерический плач, с хохотом. В гостиной что-то небольшое упало со стола и разбилось. Орлов пробрался из кабинета в переднюю через другую дверь и, трусливо оглядываясь, быстро надел шинель и цилиндр и вышел.

По приказу Ирода святой пророк, Креститель и Предтеча Господень Иоанн был убит — ему отрубили голову. Глава великого праведника и пророка хранилась у жены правителя в качестве «боевого трофея», но одна из ее служанок не вынесла такого обращения с останками Иоанна. Она выкрала его голову и тайно похоронила. Читайте также Где находится подлинная глава Иоанна Предтечи Через годы глава Иоанна Крестителя была найдена, на месте находки появился христианский храм, но в годы гонений на христиан он обветшал и святыня вновь была утрачена. Повторно ее нашли лишь после того как император Константин Великий издал в Римской империи закон о веротерпимости, прекративший гонения на верующих. Два этих события называются в церковном календаре Первым и вторым обретением главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. По преданию глава Иоанна Крестителя была вновь найдена лишь в X веке. Это событие принято называть Третьим обретением главы Иоанна Предтечи. О месте, где ныне хранится глава великого праведника, существует несколько различных мнений.

Примеры предложений и цитат со словом «орвуян»

7 июля\24 июня — Рождество честного славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Рождество Иоанна Предтечи — это один из великих праздников. В этот день верующие вспоминают, как в семье иудейского священника Захарии и его жены Елизаветы родился. На другой день — это было 7 января, день Иоанна Крестителя — Орлов после завтрака надел черный фрак и орден, чтобы ехать к отцу поздравлять его с ангелом. Нужно было ехать к двум часам, а когда он кончил одеваться, была только половина второго. На другой день – это было 7 января, день Иоанна Крестителя – Орлов после завтрака надел черный фрак и орден, чтобы ехать к отцу поздравить его с ангелом. На данной странице размещена информация о том, на какой слог правильно ставить ударение в слове января. Память 7 января. На другой день праздника св. Богоявления Церковь с самых первых времен совершает празднование собора честного и славного пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Собор Иоанна Предтечи отмечают на следующий день после праздника Крещения Господня — 20 января (по новому стилю) или 7 января (по новому). Рождество Иоанна Крестителя – уникальный праздник для православия. Есть лишь три праздника, когда христиане вспоминают не день смерти, а день рождения лица, которое прославляют: Рождество Христово, Рождество Пресвятой Богородицы и Рождество Иоанна.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий